ПОСВЯЩЕНО Н. Н. РАЕВСКОМУ


               Ainsi, triste et сарtif, mа lyre toutefois
               S'éveillait...
               


Меж тем, как изумленный мир
На урну Байрона взирает,
И хору европейских лир
Близ Данте тень его внимает,


Зовет меня другая тень,
Давно без песен, без рыданий
С кровавой плахи в дни страданий
Сошедшая в могильну сень.


Певцу любви, дубрав и мира
Несу надгробные цветы.
Звучит незнаемая лира.
Пою. Мне внемлет он и ты.


Подъялась вновь усталая секира

    И жертву новую зовет.

Певец готов; задумчивая лира

    В последний раз ему поет.(2)


Заутра казнь, привычный пир народу;

    Но лира юного певца

О чем поет? Поет она свободу:

    Не изменилась до конца!

«Приветствую тебя, мое светило!

    Я славил твой небесный лик,
    Когда он искрою возник,
    Когда ты в буре восходило.
    Я славил твой священный гром,

Когда он разметал позорную твердыню

    И власти древнюю гордыню
    Развеял пеплом и стыдом;

Я зрел твоих сынов гражданскую отвагу,

    Я слышал братский их обет,
    Великодушную присягу

И самовластию бестрепетный ответ.

    Я зрел, как их могущи волны
    Всё ниспровергли, увлекли,

И пламенный трибун предрек, восторга полный,

    Перерождение земли.
    Уже сиял твой мудрый гений,
    Уже в бессмертный Пантеон

Святых изгнанников входили славны тени,

    От пелены предрассуждений
    Разоблачался ветхий трон;
    Оковы падали. Закон,

На вольность опершись, провозгласил равенство,

    И мы воскликнули: Блаженство!
    О горе! о безумный сон!
    Где вольность и закон? Над нами
    Единый властвует топор.

Мы свергнули царей. Убийцу с палачами
Избрали мы в цари. О ужас! о позор!

    Но ты, священная свобода,

Богиня чистая, нет, — не виновна ты,

    В порывах буйной слепоты,
    В презренном бешенстве народа,

Сокрылась ты от нас; целебный твой сосуд

    Завешен пеленой кровавой:

Но ты придешь опять со мщением и славой, —

    И вновь твои враги падут;

Народ, вкусивший раз твой нектар освященный,

    Все ищет вновь упиться им;
    Как будто Вакхом разъяренный,
    Он бродит, жаждою томим;

Так — он найдет тебя. Под сению равенства
В объятиях твоих он сладко отдохнет;

    Так буря мрачная минет!

Но я не узрю вас, дни славы, дни блаженства:
Я плахе обречен. Последние часы
Влачу. Заутра казнь. Торжественной рукою
Палач мою главу подымет за власы

    Над равнодушною толпою.

Простите, о друзья! Мой бесприютный прах
Не будет почивать в саду, где провождали
Мы дни беспечные в науках и в пирах
И место наших урн заране назначали.

    Но, други, если обо мне
    Священно вам воспоминанье,

Исполните мое последнее желанье:
Оплачьте, милые, мой жребий в тишине;
Страшитесь возбудить слезами подозренье;
В наш век, вы знаете, и слезы преступленье:
О брате сожалеть не смеет ныне брат.
Еще ж одна мольба: вы слушали стократ
Стихи, летучих дум небрежные созданья,
Разнообразные, заветные преданья
Всей младости моей. Надежды, и мечты,
И слезы, и любовь, друзья, сии листы
Всю жизнь мою хранят. У Авеля, у Фанни,(3)
Молю, найдите их; невинной музы дани
Сберите. Строгий свет, надменная молва
Не будут ведать их. Увы, моя глава
Безвременно падет: мой недозрелый гений
Для славы не свершил возвышенных творений;
Я скоро весь умру. Но, тень мою любя,
Храните рукопись, о други, для себя!
Когда гроза пройдет, толпою суеверной
Сбирайтесь иногда читать мой свиток верный,
И, долго слушая, скажите: это он;
Вот речь его. А я, забыв могильный сон,
Взойду невидимо и сяду между вами,
И сам заслушаюсь, и вашими слезами
Упьюсь... и, может быть, утешен буду я
Любовью; может быть, и Узница моя,(4)
Уныла и бледна, стихам любви внимая...»


Но, песни нежные мгновенно прерывая,
Младой певец поник задумчивой главой.
Пора весны его с любовию, тоской
Промчалась перед ним. Красавиц томны очи,
И песни, и пиры, и пламенные ночи,
Все вместе ожило; и сердце понеслось
Далече... и стихов журчанье излилось:


«Куда, куда завлек меня враждебный гений?
Рожденный для любви, для мирных искушений,
Зачем я покидал безвестной жизни тень,
Свободу, и друзей, и сладостную лень?
Судьба лелеяла мою златую младость;
Беспечною рукой меня венчала радость,
И муза чистая делила мой досуг.
На шумных вечерах друзей любимый друг,
Я сладко оглашал и смехом и стихами
Сень, охраненную домашними богами.
Когда ж, вакхической тревогой утомясь
И новым пламенем незапно воспалясь,
Я утром наконец являлся к милой деве
И находил ее в смятении и гневе;
Когда, с угрозами, и слезы на глазах,
Мой проклиная век, утраченный в пирах,
Она меня гнала, бранила и прощала:
Как сладко жизнь моя лилась и утекала!
Зачем от жизни сей, ленивой и простой,
Я кинулся туда, где ужас роковой,
Где страсти дикие, где буйные невежды,
И злоба, и корысть! Куда, мои надежды,
Вы завлекли меня! Что делать было мне,
Мне, верному любви, стихам и тишине,
На низком поприще с презренными бойцами!
Мне ль было управлять строптивыми конями
И круто напрягать бессильные бразды?
И что ж оставлю я? Забытые следы
Безумной ревности и дерзости ничтожной.
Погибни, голос мой, и ты, о призрак ложный,

    Ты, слово, звук пустой...

О, нет!

    Умолкни, ропот малодушный!
    Гордись и радуйся, поэт:
    Ты не поник главой послушной
    Перед позором наших лет;
    Ты презрел мощного злодея;
    Твой светоч, грозно пламенея,
    Жестоким блеском озарил
    Совет правителей бесславных;(5)
    Твой бич настигнул их, казнил
    Сих палачей самодержавных;
    Твой стих свистал по их главам;
    Ты звал на них, ты славил Немезиду;
    Ты пел Маратовым жрецам
    Кинжал и деву-эвмениду!

Когда святой старик от плахи отрывал
Венчанную главу рукой оцепенелой,

    Ты смело им обоим руку дал,
    И перед вами трепетал
    Ареопаг остервенелый.

Гордись, гордись, певец; а ты, свирепый зверь,

    Моей главой играй теперь:

Она в твоих когтях. Но слушай, знай, безбожный:
Мой крик, мой ярый смех преследует тебя!

    Пей нашу кровь, живи, губя:
    Ты все пигмей, пигмей ничтожный.

        И час придет... и он уж недалек:
        Падешь, тиран! Негодованье

Воспрянет наконец. Отечества рыданье

        Разбудит утомленный рок.

Теперь иду... пора... но ты ступай за мною;
Я жду тебя».

    Так пел восторженный поэт.

И все покоилось. Лампады тихий свет

    Бледнел пред утренней зарею,

И утро веяло в темницу. И поэт

    К решетке поднял важны взоры...

Вдруг шум. Пришли, зовут. Они! Надежды нет!

    Звучат ключи, замки, запоры.

Зовут... Постой, постой; день только, день один:

    И казней нет, и всем свобода,
    И жив великий гражданин
    Среди великого народа.(6)

Не слышат. Шествие безмолвно. Ждет палач.
Но дружба смертный путь поэта очарует.(7)
Вот плаха. Он взошел. Он славу именует...(8)

            Плачь, муза, плачь!..